В первые сутки заезда на Малеевку мне показалось, что социальная неоднородность — самая несправедливая в мире вещь. Вот если подумать: авторы, по-хорошему, знают друг друга давно или хотя бы относительно давно, видятся многие не по одному разу, мы же с Лапой — воробушки-социофобушки, с дуба рухнули и в рассадник литераторов приехали, несмело чирикать о своей типа писательской состоятельности. На нас косятся, с нами осторожничают общаться, чувствуем мы себя очень неуютно, что вообще будет происходить — непонятно. Так было в вечер заезда.
Ну, как, Лапа-то понятно, он — группа поддержки, ему по мужески-супружескому статусу положено меня поддерживать. И вот я-то, думаю, едрить его налево, что я тут делаю? У Иры Погониной — серия романов, у Иры Денисовской третья книга выходит, а, может, и больше, тут Семенова, тут Каганов, тут Столяров, Вересов опционально, умнейшие люди, фантасты. И Янова сверху, угу.
Но вот что странно, после моего разбора, после разбора концепта романа опытного писателя, после сегодняшнего разбора и вообще процесса коммуникации ака вечерние посиделки с чаем и не только, я пришла к такому выводу.
Писатели — живые, открытые, интереснейшие люди, в подавляющем большинстве — исключительные эмпаты. Поясню. Они стараются видеть вокруг мельчайшие детали, выхватывают кусочки диалогов из воздуха и охотно делятся опытом и информацией. Они стараются чувствовать других, и если обычно люди не стремятся воспринимаемый пак эмоций и ощущений проанализировать, то для писателя не влезть в историю и осторожненько — в шкуру другого человека по уши — страшенная ересь.
Приведу пример. Стоим перед мастер-классом, трепемся, одна из Ир рассказывает о том, как она однажды испугалась звука включившейся у нее за спиной виброплатформы, ярко так, в красках. Мария Васильевна, глядя на то, как кто бумажки читает, кто в телефоне завис, назидательно:
— Вот, слушайте, литераторы!
И сразу с ходу рассказывает историю из жизни своей мамы о том, как “исходил железным предсмертным воем испускающий пар подбитый паровоз” во время войны. Одна фраза. Но какая!
И тут я поняла. “Слушайте, литераторы”. Литераторы. Мы. Все, кто тут есть в этой комнате, начписы со своими дебютами, опытные новички и продолжающие. Мы. А-хре-неть.
Как строится день на Малеевке. В полдевятого ты подрываешься и несешься на завтрак. После — короткий
мастер-класс, и — три часа разбора. Три часа, ребят, 8-10 человек, каждый по кругу, высказываются и о том, где ты молодец, и где у тебя… не очень хорошо. Находим слабые места, ищем сильные, накидываем идеи, хвалим, конструктивно критикуем, рассказываем, как сделали бы сами.
Потом рысью — обед — и снова разбор. Или лекция. Или литературная игра. Такой же рысью — ужин, а вот после можно погулять по базе и увидеть безмолвный ажур сонных снежных сосен.
Вечером — хых, ну вечер на то и вечер, чтобы всякое разное учинять. Слушать матерные сатирические стихи в исполнении Каганова, которого тут зовут Лео и на “ты”. Я пока очкую. Ржать над байками. Кулуарно поплакивать над продернутым на разборе своим романом, над ним же стебаться. Вчера вот обсуждали вопросы интеллекта, полужесткокрылых, красоты вольвокса и соотношения творчества и духа. И на гитаре песни пели. Что будет сегодня? Пока не знаю.
Оставить комментарий